Личные отношения VS Работа

Мы живем в эпоху отношений. Большинство взрослых людей имеют хотя бы минимальные знания о психологии – возрастной, позитивной, семейной, терапевтической. Каждый сам себе специалист и коуч, а еще огромное количество людей идут на разные терапии, тренинги по улучшению себи и качества своей жизни. Вследствие – изменяются отношения между людьми в офисах, компаниях, существуют целые науки, которые используют психологию в продвижении, маркетинговых войнах и завоеваниях рынков. Все это хорошо. Иногда даже очень продуктивно. Но есть одно но. 

Размываются рамки. Люди ведут себя на работе, как дома. А дома – как на работе. Вот, например, человек руководитель. Менеджер первого звена. Захотел, чтобы его отдел был лучше, чем у конкурентов. Послушал супертренинг, что если ты мотивируешь своих сотрудников, рассказываешь им о гиперцелях, еще немного суровости, и они так прокачают твой отдел, что продажи возрастут в десятки раз и вы победите всех конкурентов. Кто с тактикой не согласен – за дверь. В твоей команде – только лидеры. Ну и пашет такой менеджер, топит назло конкурентам. А вечером идет домой. У него там жена, два кота и трое детей. И ему ведь некогда переключаться, да и не до того. И он давай топить дома. Детей на музыку, жену покорять вершины всякого билдинга. Кто не согласен – за дверь. Дома, конечно, его авторитет менеджера тоже вещь полезная. Но не надолго. Ладно, если этот менеджер муж. А если жена? Ну ничего, мама у нас начальник – все втягиваются. 

Еще история. Офис. Те же маркетинговые войны. Только человек в компании, где все должны быть на позитиве. Например, у них котики не дома, а в офисе. Они их стригут. Позитивное настроение в офисе – значит, позитивное настроение клиентов. А это значит, что клиентов будет больше, котиков в офисе тоже. Вот приходит такой человек из «котиков» домой. Все у него дома должно быть тоже так – идеально чисто, ровно, никакого лишнего. И если кто нарушает котячью атмосферу – катастрофа (свалят же клиенты!!) Потому этот второй сценарий, конечно, комфортней активной войны, но и тоже житуха не очень. У котиков. 

Можно много проектировать моделей, когда люди работают подчиненными, важными, не важными, реализованными, не реализованными, с миссией, без миссии. Но главное одно – работа проникает в дом. Как и дом проникает в работу. Думайте сами. Наблюдайте за корпоративами и обедами в конторе. Особенно, если люди там работают сто тысяч лет (и такие еще сохранились). 

Чтобы котики, бомбы против конкурентов и огнетушители с планерок не переползали в личные отношения, не лишнее иногда для себя разобраться – какая модель отношений для офиса, а какая для личных отношений. Это не значит, что они не будут взаимодействовать. Но тогда будет проще сознательно выбирать или отказываться от того, что кажется не очень полезным либо наоборот, иногда заимствовать, но понимать зачем и почему. 

Вот простой пример. У каждого он может быть свой. 

ОТКРЫТОСТЬ

Личные отношения: 

- Максимальная открытость. Дома человек ведет себя так, как чувствует, почти ничего не скрывает, всем доверяет, всех любит, со всеми честен и всех готов любить/спасать даже ночью и даже кота. 

Офис: 

- Соответствие стилю. На работе человек – исполнитель он или руководитель – выполняет определенную роль. Это может быть лучшая его роль, особенно если он профессионал. Но он – модель. (Слышали о создании идеального «Я»? – так это сюда). Тут и стратегии, и тактики, но и ограничения. Не будешь же ты на работе с ботинками и на диван? – или наоборот – с ботинками и на диван, потому что это привлекает твоих «котолюбивых» клиентов. 

КОММУНИКАЦИЯ

Личные отношения: 

- Правильная досягаемость. В личных отношениях, где бы ты ни был, родные знают, где тебя искать, по какому телефону звонить, чтобы дозвониться, и по какому не звонить, если ты не готов разговаривать. Тут все четко и понятно для всех. Если твой кот чихает, его знают, когда и куда тебе принести, чтобы ты его спас. В личных отношениях четко понятно кто есть кто - мужчины, женщины, мама, папа, дети, бабушка, дедушка, друг, близкий сосед, кот мамы, кот папы, кот соседа и так далее.

Офис: 

- Досягаемость с ограниченными возможностями. Офисная досягаемость немного инвалидизорованная, что с ней не поделай. Тебе всегда будут звонить и те люди, которым нужно и которые вовремя, и те, которым не нужно и не вовремя. Если ты не хочешь их слышать, они будут тебя штормить так долго, пока у них не закончатся деньги на телефоне. А они на войне, потому деньги не заканчиваются у них никогда. Да и ты, понимая, что жизнь-война, будешь не очень в попад, как ни старайся. Вспомни проработку слепых звонков. У вас не было такого, когда звонишь человеку, берет трубку его родственник и говорит: «Простите, но этот человек уже умер…»?.. – Если нет, то вы еще не познали все тонкости профессии. Офисные звонки – это звонки с ограниченными возможностями. В офисе роли - это сотрудник, начальник, подчиненный, партнер, конкурент, клиент. Все. 

ПЕРСПЕКТИВА

Личные отношения: 

- Бесконечность. Какими бы ни были личные отношения, каждый здоровый психически человек рассчитывает на их бесконечность. Они, конечно, могут прерваться, преобразиться, но в момент нахождения в них человек понимает – то, что сейчас – это навсегда. Потому и инвестиции в такие отношения другие – плавные, планомерные и осторожные, чтобы не отравить кота и не раздраконить жену/мужа/друга/детей/близких. 

Офис: 

- Внесено в сроки. Даже если ваша работа – это собственный бизнес, вы все равно понимаете, что рано или поздно может прийти кризис, вы можете проиграть очередную маркетинговую войну, вам просто может надоесть вся эта история, и… гоу. В новый этап жизни. Осознанность этого и упрощает для многих отношение к поражениям и неудачам в деле, но, с другой стороны – привлекает большие инвестиции. А знаете почему? – потому что если человек понимает, что нужно делать сейчас или никогда, он готов рисковать. Вряд ли он рискнет головой своего кота, любимца детей. А вот деньгами рисковать намного проще. Ну и инвестировать тоже легче. Ведь завтра может не быть такой возможности. Вот почему часто работа ворует жизни…

РЕЗУЛЬТАТ 

Личные отношения: 

- Физическая плодотворность. В личных отношениях рождаются если не дети, которых сложно не заметить, то мечты, определенные планы на жизнь, идеи куда поехать, что свершить, как минимум в доме появляется стиралка или холодильник. Этого не сделать в офисе, где не каждый разделяет твои побуждения и где думать-то некогда. 

Офис: 

- Результаты работы. Не зря говорят, что если что-то долго делать, то можно сделать. Тут результаты в цифрах. Потому что даже если вы создаете космический скафандр для выращивания лекарств против гриппа котиков на луне, результат работы измеряется цифрами на счетах в банке. Нет цифр – нет результатов. В ином случае, ваши скафандры всего лишь хобби. А хобби – это уже личные отношения. 

ЭМОЦИИ

Личные отношения: 

- Счастье и удовлетворение. 

Офис: 

- Адреналин и спокойствие. В общем, личные отношения и работа – это разные эмоции.

Сергій Власенко про професіоналізм журналістів

Депутат не розуміє, що це за така професія – блогер та говорить про нестачу професійних підходів у медійній діяльності в Україні. 

Коли хтось мені говорить, що давайте нових політиків, я завжди говорю: «Я хочу нових журналістів, які дотримуються журналістських стандартів, які завжди дають другу точку зору, а якщо пишуть про тебе, то принаймні тобі подзвонять і перепитають тебе». Серед журналістів є досить велика кількість порядних, фахових і чесних людей. Але при цьому є велика кількість людей, які абсолютно точно, як мінімум зловживають цими стандартами і цього не роблять. 

Але питання більш широке. Воно полягає у тому, що у суспільстві збиті деякі речі – повністю збиті моральні засади. Тому що ти можеш сидіти з людиною, спілкуватися, а тобі будуть доводити, що, припустимо, вбивання тварин – це нормально. Друге – збита історія з професіоналізмом. Слава Богу у нас ще залишилися частково професійні лікарі, слава Богу, частково залишилися професійні вчителі, але в усьому іншому немає професіоналів. Така сама історія у політиці, така сама історія у юриспруденції, якою я займався до приходу в політику, і така сама історія у журналістиці. 

"Люди чомусь вважають, що кожен може робити будь-що..." 

Колись давно я шукав няню для своєї дитини, і зустрічався з великою кількістю претендентів. І чомусь кожна жінка вважає, що вона може доглядати маленьку дитину, тому що вона виростила свою. Але це неправильна історія. – Це така сама професійна робота, яка потребує навчань, знань тощо. Хоча кожна жінка від природи наділена певними здібностями у цьому напрямку. Така сама історія у журналістиці. Це не просто збирати букви в речення і створювати якісь статті, новини тощо. 

Яскравий приклад непрофесіоналізму – це поява таких професій, як блогер. При всій повазі до цих людей – я шаную їхню роботу, але я не зовсім розумію, що таке блогер… Так само, я не зовсім розумію, хто такий активіст. Бо на моє переконання активіст – це людина, яка вдень, припустимо, працює юристом, а ввечері у вільний час, оскільки у нього активна громадянська позиція, додатково чимось займається. Це активіст, я так розумію. А не людина, яка весь день займається активізмом за незрозумілі якісь речі… 

Збиті моральні засади та відсутність професіоналізму призводить до відсутності журналістики як такої. Третя проблема – суспільство хоче простих рішень. І не готове займатися аналізом. І у нас практично немає аналітичної журналістики. Тобто немає глибоких аналітичних статей, текстів, які б реально на професійному рівні щось пояснювали. Суспільство живе заголовками, навіть не читає новини.

Цитати з відеоефіру ЭхоКиева.

Буде цікаво почитати більше: 

Сергій Власенко: про зовнішню політику діючої влади, роль медіа та права ув’язнених

Я Оксана. А это моя история успеха

Моя жизнь началась в те времена, когда страна, в которой я родилась, переживала перезагрузку. 

Меня учили читать по Азбуке на русском языке, в детском саду. Там же строили вместе с другими моими ровесниками под стеночку и рассказывали, как себя вести во взрослом обществе. А потом такой колонной выводили из группы сада во двор. Потом опять останавливали под стеночкой, уже возле корпуса сада, рассказывали программу на последующие несколько часов прогулки и вели такой же колонной на площадку. 

Иногда случалось, что воспитатели забывали что-то в группе, после того, как вывели колонну на улицу, или встречали других коллег. Все время, пока отсутствовали педагоги, мы, дети, стояли в колонне под стеночкой и никому даже в голову не приходило нарушить ровный садовский закон.

Мне повезло немного больше других, потому что во-первых, в саду, но в другой группе работала моя мама, а во-вторых, я была выше ростом большинства других детей. Потому я либо возглавляла колонну либо была второй – после мальчика Алеши, который был чуть выше меня. Такой же колонной нас водили петь на сцене предприятия, которому был подчинен детский сад. И там мне тоже счастливилось выходить на сцену первой, а за мной все дети, либо второй – после мальчика Алеши. И когда все аплодировали нашему выходу на сцену, мне казалось, что все овации – конечно же, для меня. Когда мы заканчивали пение – если я стояла первой в колонне – я первой кланялась зрителям, разворачивалась в обратную сторону и вела колонну за кулисы. Опять же – под звуки оваций. Если первым был Алеша – я все равно воспринимала овации как свои, но временно доверенные Алеше. 

Другим аспектом этой юной жизни в переломные времена было то, что читать нас учили по книжкам про Ленина. А в первом-третьем классе, когда я училась в школе, в библиотеке не осталось ни одной книжки про Володю Ульянова, которую я не прочитала. К счастью, в том юном возрасте я не понимала всей сути и масштабов личности, на примере которой формировалась моя детская, как сейчас бы сказали мотивация. Просто я знала, что был такой персонаж, который ел всю кашу, мыл за собой тарелки, в семье которого разговаривали на многих языках, который много читал и благодаря этому знал, как умно ответить на даже самые сложные вопросы. Апогеем этой истории был праздничный день моего рожденья, который совпал не только с Пасхой, а еще и с кануном дня рождения того самого Володи, который правильно ел кашу, уважал старших и знал несколько иностранных языков. В день рожденья в школу приходили девочки в платьях с белыми манжетами и в белых, а не коричневых фартухах. Потому, трижды в мой день рождения в класс с самого утра заходил завуч, выбирал самую яркую девочку в белом фартухе, которая была действительно одна, проверял октябрятский значок, и вел к постаменту Ленина рядом с кабинетом директора нести почетное дежурство. И вместо уроков я охраняла постамент. Что не могло не радовать, потому что все дети любят, когда иногда их забирают с уроков, даже отличники. 

Когда я стала настолько взрослой, что пошла в 5-тый класс, постамент Ленина резко снесли, все книжки поменяли и в школе начали учить о независимой Украине. Я училась на отлично, не читала больше книжки про Ленина, потому что их ликвидировали из библиотеки, а интереса к ним особо не было, так как было много других интересных детских книг. 

Эта взрослая жизнь стала для меня действительно очень взрослой уже не по возрасту. Потому что неожиданно для меня в 11-12 лет меня постигла реальность, с которой справляются не все взрослые люди. Мой отец после службы в Чернобыле не справился з потерей очень многих людей, и семья родителей терпела крушение. На моих глазах происходили исповеди (не церковные) отца, который узнавал о новых смертях людей, с которыми служил, о новых болезнях и рисках, о его личных страхах умереть. Потом в семье стали поднимать вопрос развода, приезжал дедушка по отцу и уговаривал не разводиться «потому что ребенку отца не найти», потом примирения, новые «исповеди», новые конфликты и порывы к разводу. За несколько лет моя жизнь в доме превратилась в тьму, где нет никакого света. Но было что-то сильное во мне, что двигало меня жить. Я взахлеб читала, и очень много, по много часов проводила в библиотеке, ходила на спортивные секции, потом сама открыла, что мне нужно время тишины, я выходила на прогулки в одиночку и находила это время. Сегодня, как взрослый человек, я понимаю, что это было немного сверхъестественно в том смысле, что я шла в библиотеку не для того, чтобы совершить побег от реальности, которую не понимала, а потому что мне было действительно интересно, я искала тишины, потому что хотела думать, мечтать, наблюдать за миром. К окончанию школы я в этой тишине «намечтала» свое взрослое призвание, определилась чего хочу. Не знала как, но знала почему. 

В возрасте старшего школьника я имела травматичный опыт своей семьи и такой же травматичный опыт отношений с одноклассниками. Я училась в лицейном классе, по ночам делала уроки, потому что до 11 вечера в доме происходили разборки жить или не жить под одной крышей и вообще адский ад. Когда становилось тихо, я садилась за математику, сочинения и прочие ключевые предметы, которые были необходимы в вуз. Готовилась на олимпиады по предметам до 4-5-ти утра, а потом на 8-9 шла в школу. 

А потом мне снова повезло. В 17 лет я приняла решение находиться в католической общине, продолжив традицию своих предков. Попала на Школу приходских аниматоров, которую создал тогда еще молодой (и сегодня все еще, но тогда совсем молодой) священник о. Петр Куркевич. Я поступила в университет, находилась в окружении «ровных» католических семей и ровесников, которых мамы и папы учили любить других, принимать такими как есть, меня любили и принимали эти взрослые люди. Через какое-то недолгое время знакомства я рассказала им о ситуации, в которой находилась, вещах, которые меня расстраивали и с которыми было трудно. Со священнического плеча я получила сильную и важную в том возрасте отцовскую поддержку и совет. У меня было к кому прийти за советом, кому доверять и с кого брать пример. Наша Школа приходских аниматоров уже тогда имела программу, которая включала психологическую поддержку, за несколько лет она выросла в Школу Марии с формацией вначале длиной в 4, потом в 5 лет для участников, а потом она еще больше разрослась, и теперь наша Школа Марии имеет филиалы в большинстве стран мира, а я выросла вместе с ней, чтобы быть тылом, любовью и близостью для других людей. 

Мое призвание, которое я начала распознавать в тихие времена подросткового возраста завело меня в профессию, череду открытий и приключений, связанных с ней. Следующий этап моей жизни – это общественная миссия. 

Я вошла в работу человеком, который хотел приносить пользу. Об этом слышала много во время учебы в университете от профессоров римского вуза, которые приезжали в Украину и у которых я училась, потом у меня появились друзья с такими целями как у меня. 

То, что называют юношеским максимализмом, студенческой активностью потихоньку приобретало более-менее практичную вменяемую форму без крайностей, но со спокойными и понятными для меня на то время целями. Мне повезло на хороших людей и благодаря им я смогла получить опыт управлять взрослым творческим коллективом, отвечать за продукт, который выходил в телевизионный эфир, доводилось даже вести переговоры со спонсорами (чего я до сих пор не умею и не стремлюсь, но тогда это был тоже опыт). 

Этот этап жизни мне показал, какую огромную роль могут играть в твоей жизни другие люди, я лично смогла увидеть, что мое такое же хорошее отношение может быть переломным и полезным другим. В этой уже взрослой жизни у меня была одна преграда – когда случалась любовь и я не знала, как себя вести в отношениях, мои дела и работа разлетались в пух и прах, все менялось и я начинала многое сначала, я меняла работы. Потом такое шествие по «стране вулканов» принесло плоды – потому что я перестала бояться нового опыта и новых открытий. Сфера близких отношений с молодыми людьми тоже постепенно при поддержке старших друзей и священников стала мне более понятной и не вредоносной. 

Пока я развивалась в образовании и любимом уже деле, плавно и ненавязчиво развивались мои таланты в деле Школы Марии. Я проходила поле битв и ошибок в служении людям, а со временем заметила, что я стала понимать людей. Они говорили о многих хороших делах, которые происходили в их жизнях благодаря моему служению. Это очень радовало, вдохновляло и кормило вдохновением мою работу и творчество. 

Пришли года успеха. Ко мне часто приходили за советом, как понять, чем заниматься в жизни, как распознать свои таланты, как найти работу, которая нравится, как определиться, что хочется делать и так далее. Это потому, что моя жизнь действительно была очень гармоничной. 

А потом пришел кризис среднего возраста. Это, конечно, шутка. Но действительно в 30 в моей жизни случилась пустыня. Я открыла, что многое, что я делаю в работе не имеет смысла, я могла бы заняться чем-то получше. Потом я понимала, что у меня много мечт касаемо профессии и я их не реализовую. Я пыталась их реализовать, но ничего не получилось. Это длилось примерно пол года. И я здалась. Я поняла, что тут уже я ничего не сделаю, если в это не вмешается Бог. Самое сложное – я никому, даже священникам, которых я люблю и доверяю не могла объяснить, чего я хочу и что со мной происходит, и вообще какой у меня к ним вопрос.

Тогда я начала молиться. С утра до вечера. Через несколько дней я открыла очень четкое желание написать книгу, о которой перед тем думала много лет, но не сходилась в реализации. Я конкретно начала очень молниеносно понимать, что войдет в эту книгу и почему, и зачем. Какие истории я туда внесу. Это понимание было настолько ясным и неожиданным для меня, что я пошла за этим незамедлительно. Потом я продолжала много, как никогда до того, молиться и еще за несколько недель увидела те сферы в своей профессии, которые я хочу развивать, о чем хочу больше узнать и что хочу делать. Начали появляться возможности, которые были абсолютно не похожи на мои ожидания и предыдущие планы. 

Этот посткризисный этап моей жизни очень сильно раскрыл мои горизонты. У меня появились не просто друзья, но конкретные взаимоотношения и действия с людьми за пределами моей страны. Я пошла путем самоидентификации. У меня на то время была открыта Карта Поляка, я начала понимать, какое значение в моей жизни имеет мое происхождение и даже какую пользу принесли детские испытания. Но самое главное, что произошло в то время молитвы – в мою жизнь пришел нерушимый мир. Я и до того была довольно уравновешенным человеком. Но переход через 30-ть принес мне понимание, что ничто не является ценным в этой жизни кроме как сама жизнь. И что какие бы ситуации не происходили, главное кто я в них, чем живу, что делаю, какое мое сердце. И это был мой самый главный в жизни успех. В это же время были люди, которые несмотря ни на что были мне верны и меня любили. Просто так, не ожидая ничего взамен. Не казнили за слабости, и не разрушали, когда у меня что-то получалось. Если раньше я понимала, что люди, когда вместе, они сила, тут я увидела, что людям стоит доверять, в них стоит верить. 

Сегодня я на новом этапе. Уже не на старте. В разгоне этого пути. У меня есть мечты, но они меня не будоражат. У меня мало страхов. Я люблю. Не боюсь принимать любовь. Я люблю свое дело, но и не боюсь его оставить в любой момент, потому что знаю про ценность (смотреть выше), что главное в жизни сама жизнь. Это дает свободу. Благодаря тому, что я в мире с собой, я стала более творческой и спонтанной. У меня получаются многие неожиданно хорошие вещи. Я могу назвать себя успешным человеком. Потому что я счастлива. И это процесс. 

Уверена, что каждая история личности может послужить ободрением и надеждой для других. Потому открыта на то, чтобы делиться как в общем своей жизнью, так и в близких отношениях тем, что может прикасаться сердца и души. Еще я рада, что живу в эпоху преображения мира, скорости, огромного количества технологий, просто всяческого комфорта для людей. Это очень удобно. Для жизни.

Мій дід Василь. Або як я читала комуністичну пресу

Мені у моїй родині пощастило витягнути щасливий квиток кращий за моїх братів і сестру. Більшу свідому частину свого дитинства я проводила з дідом Василем. 

Я була у них з бабусею кожного третього вікенду від народження, коли возили батьки та під час літніх канікул. Він жив у просторому домі. Який побудував сам з синами (моїм батьком та його братом), на місці, де народились його діти (відповідно, мій батько), де жили його предки. За городом була річка і він мав човна, на ньому плавав. Дід був, як мені дитині видавалось, високим чоловіком, міцної статури, впевненим у собі і трохи гордовитим.  

Він був чоловіком не простим. Працював у конторі, а тоді щоб керувати, людина мусіла бути у компартії. А там були свої закони – треба було постійно спілкуватись з тими, що керували у районі, їздити в область, збори, наради. Він міг у будь-яку пору доби зателефонувати до бабусі: «Накривай стіл, приїду з хлопцями». І у будь-яку пору доби треба було бути напоготові. Бо невідомо хто там кому який сват, і треба з ними бути добрим. Комуністи не напивались, бо про це теж могли кудись донести, але без спиртного у компанії не обідали. Тому дід робив самогонку. Казав, що це надійно, бо знаєш, скільки налити та скільки випити, щоб нікого не розібрало і всі порозходились чи пороз’їжджались додому на своїх ногах. На ювілеї та дні народження у комуністів було модно дарувати годинники. Великі, настінні. В діда такі були в хаті, подарував настінного годинника моїм батькам. Не передарував, купив, вибрав сам. Годинники дарував друзям і тим комуністам, що сходились до хати. Через це, коли вже діда не було, я на перші зароблені гроші купила годинника на стіну і повісила у хаті, вже у батьків. Не задля діда. Мені просто здавалось, що так треба. А ще трохи згодом подарувала годинник, уже на руку, братові, який є сином татового брата-близнюка і теж Василь. Маю трохи історій із тими годинниками власних.  

У комуністів не можна було хрестити дітей, святкувати Пасху чи Різдво. Тому дітей хрестили втиху, крашанки красили, щоб ніхто не бачив, так само пекли і нікому не показували паски, а на свята колядувати та посівати до хрещених мій батько з його двома братами ходили так, щоб ніхто не знав.

За життя бабусі я ніколи не чула, щоб вони сварились. У них у хаті був вічний святий спокій. Дід багато жартував, знав багато історій про людей. На кожен випадок життя згадував такого-то тракториста, хлопця, товариша, начальника, щоб підкреслити зміст сказаного реальною життєвою історією. Якщо хотів сказати про когось зле, казав: «Вибачте, але він ду-рак!» Ніколи не чула, щоб він матюкався. Часом міг пожартувати жорстоко. Наприклад сказати бабусі: «Оце напекла пиріжків, повеземо на базар!» Він не любив, коли харчі йшли свиням, тому часто міг втрутитись в кухонні справи. Але ніколи не був скупим. У нього все було, і він ніколи ні на що не нарікав, що його бракує. З жорстоких жартів, міг стати на воротях і сказати якійсь знайомій дамі, яка йшла в нічній сорочці, яка виглядала з під плаття: «От оце мода на ці пІдтички, з ліжка та на дорогу!» Тоді якась така була мода, щоб виглядала та сорочка. Тіткам було невигідно з ним сваритись, бо він розподіляв якесь майно в жнива, премії. Тому вони тільки фіркали щось типу; «Ото бачте, Панасович, таа-ка мо-да!» і йшли далі.

Мене дід любив. За п’ятірки у табелі давав премії, за грамоти – надбавки. Чим більше грамот, тим більше надбавок. За четвірки докладала до премії бабуся, бо вже не попадало. Я діда не могла не любити, бо народилась після того, як дід прокатав маму на Великдень на мотоциклі. Завдяки цьому виходу на свободу наша єдність житиме вічно J

Як я казала раніше, дід був чоловіком непростим. Тому в хаті  треба було мати все так, щоб в будь-який момент могла перевірити «ревізія» – бо це теж, як ми зараз би сказали імідж, а тоді просто обличчя. В хаті стояла етажерка з книжками. Ті книжки мали бути відповідного змісту – бо як хтось захоче полистати, має знайти щось путнє. Там була соціалістична педагогіка, управління, якесь ідеологічне чтиво, внизу етажерки журнали. Ті книжки не бачила, щоб дід читав. Але казав, що знає, про що там написано. Хоч вивчився заочно, але зі змістом ознайомлений. На етажерці з самого верху стояв телефон. Біля телефону книжка з телефонами, в якій відмічено номери усіх, як дід жартував «пурисів з району». Серед журналів була пачка з журналом «Здоровье», в якому всередині закладки на розділ «Ай-болит» – це був такий яскравий вкладиш, зігнутий вдвоє для дітей. Там були різні пригоди, розповіді, як не захворіти і як не приховувати, що в тебе температура, як не цілувати собак, щоб не заразитись. Це були розділи для мене. Дід їх відмічав і беріг, навіть якщо решту журналу викидали палити грубу, лишав мій вкладиш. Так, я приїжджала, сідала біля тої етажерки на підлозі, діставала купу журналів і перечитувала «Ай-болита».

Дід постійно отримував по багато газет. Комуністичних. Навіть коли розвалився СССР дід продовжував їх отримувати. Казав, що знав особисто всіх, хто їх пише, читав їхні статті. Вечорами садив мене і бабусю і всі слухали, яке дід отримав враження від читання газети «Известия». Цей огляд преси могли проводити годинами. Бабуся не була тією людиною, яка багато говорить. Тому я не знаю до кінця, чи не набридали їй ці газети «Известия» і їх аналіз з прогнозами до чого те чи інше могло призвести. Але вона теж гортала це чтиво. Тому отаке сімейне коло з великими газетами в руках, розкладеними по ліжках, столі, для мене було звичною атмосферою. В діда був телевізор. Чорно-білий. Але дивився він його мало. Встановив в дальній кімнаті, де етажерка та телефон, поруч стояв стіл, який бабуся тісно обставляла квітучими вазонами. І диван для перегляду телевізора. Одного разу дід мені дав «бамбулєй». Єдиний раз в житті. Відправляв мене по газети. А ящики стояли на початку вулиці. Його – верхній, найвище. Я ходила їх звідти забирала і носила до хати. Одного дня я прийшла, дід питає: «А де газети?» – Я кажу: «Нема, не було в ящику». Насправді я поки йшла, забула по що йшла, як то буває в дітей, а коли повернулась, дід зі своїми газетами. І тут де не візьмись поштар їде. Такий високий мужик не велосипеді. Дід до нього: «Де мої газети?» Той каже: «Панасович, та я приніс». Дід: «Та де, як нема». Поштар перевірив в своєму списку, показав звіт, поїхав на велосипеді до ящика і привіз газети. Ото дід згадував про ті газети тиждень. Розказував десятки історій про різних комуністів, які набрехали начальству і чим то закінчилось, трактористів і жниварів. Словом, слухала і я, і бабуся. І ще батькам дісталось історій про поштара. Казав: «Як то я до чоловіка присіпався, а він же то свою роботу зробив!» Ясна справа, що дід мене ніколи не бив. Він і синів не бив. Батько казав, що йому коли ще був його дід живий, а мого діда батько, то від того могло перепасти. Наш дід Василь казав, що це непедагогічно.

Одного разу дід взяв мене на жнива. Там було так, що збирали сіно і пшеницю і частину давали тим, хто працював у колгоспі. Чогось то роздавання було серед ночі. Хоча прийшло багато сільських людей, тобто всі знали і все було офіційно. Дід посадив мене на своє сидіння мотоцикла, щоб було вище і розказував, кому за що і як наділили. Казав, що то таке вирішили в сільраді, бо людям треба годувати чимось худобу. Поки він мені розказував про бухоблік, до нього зі снопами та мішками приходили місцеві мужики, тисли руку «Добрий вечір, Панасович, будьте здорові» і йшли. В селі ніхто не питав мене, чия я онука, бо і так всі знали. В нас з дідом було турне – він вранці садив мене на заднє сидіння на мотоцикл і віз до сільради, назад верталась через городи короткою дорогою пішки, а ввечері дзвонив на телефон на етажерці і казав йти назад. Тоді садив на мотоцикл і віз додому. Так як з сільради не завжди їхав зразу додому, то брав мене ще на якісь пригоди. Любила, коли віз у магазин. Це було весело, бо він заходив в той магазин, як сват на весілля. Відкривав двері магазину, ставав на порозі і голосно промовляв: «Добрий день, дівчата. Як вам тут торгується? Що привезли?» Продавщиці щось там казали у відповідь, жартували. Дідові відкладали якоїсь кращої ковбаси чи масла. Він мав вдома своє, збите домашнє, але любив ще кооперативне. Казав, що в тому кооперативному жир хитріший. Мені теж діставалось щось на той мій вік дивовижне – чи якась зелена вода чи шампанське без спирту. Тоді сідали з дідом на мотоцикл і їхали через все село додому. По дорозі в діда була ще звичка призупинятись і махати людям в дворах «добрий день». То я від нього навчилась. То як когось бачиш, треба повільно підняти руку вгору, розвернути долонею, і зробити так, ніби даєш «п’ятака» у реальну долоню. Коли дід побачив, як я від нього навчилась, був на десятому небі від щастя.

А ще в діда були бджоли і він їх не боявся. І багато тараньки. Але найцікавіше – він добився в «пурисів з району», щоб проклали в селі асфальт. На тому свіжому асфальті я вчилась їздити на позиченому в сусідів велосипеді і сильно побила коліна. Але навчилась. Запам’ятала на все життя. Як і багато інших речей, яких не знають решта ровесників.  

PS. Молюся часто за діда. Бо варто пам'ятати про своїх предків.